Украинский Хельсинский союз по правам человека - одна из организаций, фиксирующих военные преступления России в Украине, но одна из немногих, а возможно, и единственная, которая формирует детальную базу этих преступлений. Часть сотрудников союза ежедневно ведут описание событий в разных регионах Украины, другие - встречаются с пострадавшими, родственниками убитых, пленных, чтобы записать их истории.
Редакция The Village Украина расспросила у Александра Павличенко о самых сложных видах военных преступлений, которые фиксируют его коллеги, специфике формирования базы военных преступлений и возможности привлечь к ответственности высшее руководство РФ.
О данных с оккупированной территории
Информацию с оккупированных территорий получаем из разных источников. Часто это личные контакты тех наших сотрудников, которые не так давно эвакуировались из тех регионов. Мы стремимся создать максимально объективную картину совершения преступлений, амбициозной целью является помещение в базу не менее 80% от всех установленных фактов преступлений.
Базу, которую собирают наши документаторы, демонстрировали представителю Международного уголовного суда. Она открыта для консультирования и использования представителями этого органа.
Эта база позволяет увидеть связь между различными типами преступлений, искать преступников, которые совершали преступления в разных местах, даже в других странах, например, в Сирии или других странах. Эти данные, конечно, закрыты, защищены. Есть немало персональной информации, поэтому мы используем специальную систему защиты.
О самых сложных видах военных преступлений
Самые сложные - это преступления, связанные с применением насилия, в том числе сексуального. В таких случаях довольно трудно привлечь к ответственности исполнителей, а с течением времени такая возможность только уменьшается, теряются доказательства. Кроме того, пострадавшие находятся в сложном психологическом состоянии, не имеют особого желания сообщать о таких случаях полиции. Достаточно сложно собрать материал и доказательства о том, что происходило пять-шесть месяцев назад. Это - стигматизированное преступление, и мало кто хочет определять себя жертвой таких преступлений.
Иногда, когда мы получаем информацию о возможных фактах подобных преступлений, направляем полицию к вероятным потерпевшим, а они не подтверждают факты возможного сексуального насилия. Это связано как с незащищенностью жертвы, так и с отсутствием у нее мотивации сообщать о преступлении, переживать повторно это преступление.
Иногда, когда мы получаем информацию о возможных фактах подобных преступлений, направляем полицию к вероятным потерпевшим, а они не подтверждают факты возможного сексуального насилия. Это связано как с незащищенностью жертвы, так и с отсутствием у нее мотивации сообщать о преступлении, переживать повторно это преступление.
Должна была бы работать система эффективной физической и психологической реабилитации таких жертв, тогда бы это позволило найти больше скрытых фактов подобных преступлений и увидеть объективную картину. Однако время идет, с его течением шансы установить такие факты теряются.
Больше всего нам сообщают о разрушении имущества в результате обстрелов. Как правило, мы помогаем с регистрацией уголовного производства, что позволяет получить человеку статус потерпевшего, поэтому он может рассчитывать в будущем на возмещение. Сложнее, конечно, на неподконтрольной территории, когда люди, чье имущество разрушено, не могут должным образом зафиксировать факт разрушения.
18.10.2022
